Онлайн чтение книги В нескольких шагах граница… Глава третья, из которой вы узнаете о том, что должен уметь узник, чтобы быть «заключенным с образованием. Что это такое
Итак, одолеваемый печалью, Танский наставник последовал за государем во внутренний дворец, где его ждала царевна. Гремела музыка, вокруг все благоухало, воздух был напоен чудесными ароматами. Разодетые девы были подобны феям-небожительницам. Но Сюаньцзан ничего не видел, он шел, поникнув головой, не поднимая глаз. Зато Сунь Укун был очень доволен.
Прицепившись к шляпе своего наставника, он смотрел по сторонам и радовался, что все эти красоты не вызывают у Танского монаха греховных помыслов.
Но вот из дворца Благовещей птицы навстречу правителю вышла принцесса в окружении государынь и придворных дам.
Танский монах совсем растерялся: руки и ноги отказались повиноваться ему. Он дрожал всем телом.
А Сунь Укун как только глянул на принцессу, так сразу понял, что никакая она не принцесса, а самый что ни на есть настоящий оборотень. Над головой ее вился легкий дымок, впрочем не слишком зловещий и не пагубный. Прильнув к уху своего наставника, Сунь Укун прожужжал:
– Наставник! Это не принцесса, а оборотень!
Тут Сунь Укун принял свой настоящий вид, кинулся к принцессе, схватил ее и заорал:
– Ах ты, тварь! Мало того что ты обманом проникла во дворец, так еще задумала совратить моего наставника!
Государь остолбенел от испуга. Государыни попадали на землю, а придворные дамы и девы все до единой кинулись в разные стороны, помышляя лишь о том, как бы спастись.
Между тем принцесса-оборотень вырвалась от Сунь Укуна, сбросила драгоценные украшения и одежды и помчалась в дворцовый сад, в сторону храма, воздвигнутого в честь местного духа. Там она вооружилась короткой дубинкой, примчалась во дворец и принялась колотить Великого Мудреца. Тот выхватил свой посох, и между ними начался бой.
Прошло чуть ли не полдня, но все еще нельзя было сказать, кто из них победит. Наконец Сунь Укун произнес заклинание, и сразу же из одного посоха появилось десять, из десяти – сто, из ста – тысяча. На оборотня со всех сторон посыпались удары. Поняв, что ему не устоять, оборотень превратился в легкий ветерок и умчался. Сунь Укун оседлал благовещий луч, пустился в погоню и, когда приблизился к Западным небесным воротам, увидел сияние. То были стяги и знамена небесных воинов. Тогда он крикнул во всю глотку:
– Эй! Стражи Небесных ворот! Держите оборотня!
Оборотню некуда было деваться, он повернул обратно и вновь схватился с Сунь Укуном.
Они схватывались раз десять, после чего оборотень сделал ложный выпад, встряхнулся, и в тот же момент появились десятки тысяч золотых лучей. За один из них оборотень уцепился и полетел прямо на юг. Великий Мудрец погнался за ним. Вдруг, откуда ни возьмись, выросла огромная гора. Оборотень остановил золотой луч и скрылся из виду.
Великий Мудрец обошел всю гору, но оборотня нигде не нашел, а тот забился в нору, заложил вход камнями и боялся нос высунуть. Тут Сунь Укун прочел заклинание, и перед ним тотчас же предстали местный дух земли и дух горы.
– Скажите мне, как называется эта гора и сколько на ней живет оборотней? – спросил Сунь Укун.
– Эта гора зовется Кисть, а оборотни на ней никогда не водились. Если хочешь отыскать оборотня, иди по дороге, ведущей на Западное Небо.
– Да мы и сейчас находимся в стране Небесного бамбука под Западным Небом, – с досадой отвечал Сунь Укун. – Оборотень этот только что был здесь, я гнался за ним, а он вдруг куда-то исчез.
Духи выслушали Сунь Укуна и повели его к горе.
У первой норы, расположенной у подножия горы, они увидели нескольких зайчат, которые бросились бежать без оглядки. Продолжая поиски, они дошли до норы на самой вершине и, осмотревшись, увидели два больших валуна, преграждавшие вход.
– Здесь, наверно, и прячется оборотень, – произнес местный дух земли. – Лезь скорее туда!
Сунь Укун раздвинул посохом валуны и действительно увидел там оборотня. С громким воплем оборотень выскочил из норы и бросился на Сунь Укуна с дубинкой. А Великий Мудрец снова пустил в ход свой железный посох и стал избивать оборотня.
Вдруг он услышал, что кто-то кричит с высоты девятого Неба, с берегов Небесной реки:
– Великий Мудрец! Не бей его! Пожалей!
Сунь Укун оглянулся и увидел духа – повелителя великого начала Инь, который в сопровождении двух богинь Луны быстро опустился на радужном облаке и предстал перед Сунь Укуном. Сунь Укун убрал посох и отвесил низкий поклон.
– Оборотень, с которым ты сражаешься, – Нефритовый заяц из Лунного дворца Необъятного холода, где он толчет волшебное снадобье Черный иней, – промолвил дух. – Он пробрался через Нефритовую заставу, отомкнул золотой замок и убежал из дворца. Я же явился сюда, чтобы спасти зайца. Прошу тебя, Великий Мудрец, пощади его ради меня, старика!
– Да ты, почтенный, верно, не знаешь, что этот заяц похитил царевну страны Небесного бамбука, принял ее облик и поселился во дворце. Но и этого ему показалось мало. Он вознамерился нарушить непорочность первородного начала Ян у моего учителя, Танского наставника. Как можно его простить?
– Должно быть, тебе неведомо, что царевна той страны не из простых людей, – отвечал повелитель великого начала Инь. – Она из Лунного дворца, и зовут ее Су Э. Как-то раз восемнадцать лет назад она крепко стукнула этого Нефритового зайца и после этого задумала спуститься в низшие сферы, на грешную Землю. Она проникла в утробу главной царицы в виде волшебного луча, и ей удалось таким образом появиться на свет. А заяц этот затаил обиду за полученную оплеуху, потому сбежал из Лунного дворца и отомстил Су Э тем, что занес ее на пустырь и бросил там. Не следовало ему только посягать на непорочность Танского монаха. Этот грех действительно нельзя оставлять безнаказанным. К счастью, ты проявил должную осмотрительность и вовремя отличил ложное от истинного. Молю тебя простить ему и эту вину ради меня. Я сейчас же заберу его с собой.
– Если ты заберешь его с собой, – промолвил Сунь Укун, – правитель не поверит моим словам. Так уж будь добр вместе с твоими небожительницами доставить Нефритового зайца прямо к правителю.
Повелитель великого начала Инь приказал оборотню принять свой настоящий облик, после чего оборотень стал кататься по земле и превратился в Нефритового зайца.
Вместе с повелителем великого начала Инь, богинями Луны и Нефритовым зайцем Сунь Укун прибыл прямо к границам страны Небесного бамбука.
Смеркалось. Правитель и Танский монах еще находились в тронной зале, а Чжу Бацзе и Шасэн с придворными стояли перед ступенями трона. Правитель только было собрался закончить прием и удалиться, как вдруг заметил радужное зарево в южной части небосклона. Сразу стало светло как днем. Все посмотрели на небо и в это время услышали зычный голос Великого Мудреца:
– Достопочтеннейший правитель! Созови всех государынь и придворных дам. Пусть выйдут из своих дворцов. Под драгоценными хоругвями вы видите самого повелителя великого начала Инь, владыку Лунного дворца. По обеим сторонам от него – богини Луны, прекрасные небожительницы Чан Э и Хэн Э. А этот Нефритовый заяц как раз и есть оборотень, принявший облик принцессы.
Правитель поспешил вызвать всех государынь, придворных дам и их прислужниц, нарядных дев и прочих обитательниц женских покоев. Устремив взоры на небо, все они стали кланяться. Сам правитель с Танским монахом и придворными тоже принялись кланяться, глядя на небо.
Все, как один, жители города вынесли жертвенные столики, стали возжигать благовония, земно кланялись и славили Будду. И вот когда все не отрываясь глядели на небо, Чжу Бацзе вдруг овладели греховные помыслы. Он подпрыгнул высоко в небо и обнял одну из красавиц-небожительниц.
– Сестрица моя дорогая! – заговорил он. – Я ведь с тобой давно знаком! Пойдем позабавимся!
Сунь Укун схватил Чжу Бацзе и дал ему две звонкие пощечины.
– Гнусный распутник! – закричал он. – Забыл, где находишься?
– Да я шучу! – оправдываясь, сказал Чжу Бацзе.
Тут правитель великого начала Инь вместе с небожительницами удалился в Лунный дворец, захватив с собою Нефритового зайца, а Сунь Укун, крепко держа Чжу Бацзе, спустился на землю. Он поведал правителю о том, как появилась на свет его дочь, принцесса, и сказал, что она находится сейчас в монастыре для сирот и одиноких.
На следующий день государь вместе с государынями и придворными, а также четырьмя паломниками отправился в монастырь за принцессой.
Тем временем Сунь Укун подпрыгнул, очутился в воздухе и на облаке вмиг долетел до монастыря. Там он нашел настоятеля и рассказал ему обо всем от начала до конца: как оборотень, приняв вид принцессы, бросил в Танского монаха мячик, как Сунь Укун вступил с оборотнем в бой и, наконец, как повелитель великого начала Инь увел оборотня, оказавшегося Нефритовым зайцем.
Теперь только монахи узнали, что в каморке на заднем дворе заперта на замок дева, а не оборотень. Охваченные чувством страха и радости, монахи стали расставлять жертвенники с курильницами за воротами монастыря, облачились в монашеские рясы и ризы, а также принялись бить в барабаны и звонить в колокола. Вскоре показался государев поезд.
Прибыв к воротам монастыря, правитель увидел множество монахов, которые тотчас же пали ниц, приветствуя его.
Вслед за правителем прибыли Танский наставник, его ученики и все остальные. Настоятель повел государя на задний двор и отпер каморку. Увидев свою дочь всю в грязи и в лохмотьях, государь с государыней принялись причитать:
– Дитя ты наше несчастное! За что же на твою долю выпали такие мучения?!
Успокоившись, они приказали подать отвар из ароматных трав, велели царевне совершить омовение, переодеться и сесть в колесницу. После этого государь с государыней и принцессой отправились во дворец. За ними последовали и паломники.
Во дворце в честь Танского монаха и его учеников был устроен торжественный пир, который длился несколько дней кряду. Но вот настал день прощания. Государь отрядил придворных, которым велено было проводить путников. Государыни, придворные дамы, чиновники и простой народ не переставая кланялись и благодарили паломников. Когда же те вышли на дорогу, то увидели толпу монахов. Монахи шли, шли, шли и ни за что не хотели возвращаться. Тогда Сунь Укун дунул своим волшебным дыханием и обернулся лицом к юго-востоку. Сразу же налетел вихрь, все вокруг потемнело, и пыль запорошила глаза провожающим.
Откройте сайт одноклассники. Ру, если хотите узнать о своих друзьях, коллегах, знакомых, одноклассниках, о своих родных, то просто просмотрите их ленты.
Вы узнаете много нового о тех, кто вам дорог. Вы узнаете о их пристрастиях, их вкусах, их ценностях, их вере, отношениях и даже о их тайных помыслах…
Вы узнаете, кто из них весело смеётся над пошлостями и радуется мерзостям, кто сквернословит, кто разделяет массовое убийство людей, кто разделяет геноцид, кто симпатизирует чужой власти, чужой системе, насаждающей кровавую демократию, а, кто даже и способствует развалу своей страны и разжигает вражду между народами, между сословиями и между
людьми с разными политическими или религиозными взглядами.
Вы очень сильно удивитесь, узнав, что некоторые из ваших знакомых называют простых людей «быдлом», а тех, кто думает иначе – «безграмотными совками».
Вы удивитесь, когда узнаете, что разорванные тела ваших земляков, валяющиеся на асфальте, некоторым служит хорошим стимулом для того, чтобы продолжать информационную войну в русле вражды и совсем не служит причиной – призывать к миру.
Вы узнаете очень много о тех, кто, оказывается, ненавидит свою родину, и прикрывает свою ненависть – ненавистью к президенту. И в самое страшное время, когда вражеские силы направлены против вашей Родины, они принимают сторону врага. Они называют себя интеллигенцией и кричат во всё горло, что Крым следует оставить в руках НАТО, забыв о том, что их отцы и прадеды завоевали право обладать этой землёй. Они считают, что «справедливо» было бы отказаться от этого права, тем самым позволить убивать своих братьев в Крыму и на Донбассе фашиствующим молодчикам… Вы многое узнаете и том, что ложь, очерняющая всё наше прошлое для многих – свет в окошке. Они просто благоговеют от сознания того, что страна, которая их взрастила, вскормила и воспитала и дала им образование – самая отвратительная страна. Они так и говорят: «Я родился в говне».
Похоже, что «родившиеся в говне» не нашли способа из него вылезти и готовы всех измазать тем, что у них под рукой…
Другие статьи в литературном дневнике:
- 27.01.2015. ***
- 26.01.2015. ***
- 20.01.2015. Как на ладони
- 17.01.2015. Древнеегипетская притча
- 13.01.2015. Кому это выгодно?
- 11.01.2015. Про Исход и хождение слов
Легенда первая, из которой вы узнаете о том, как рождаются легенды и почему автор решил написать эту книгу
На Ленинград падал дождь. Потоки воды низвергались с холодного, серого, сразу приблизившегося к земле неба – тучи висели так низко, что, казалось, вот-вот собьют адмиралтейскую иглу. С Финского залива порывами налетал ветер, и тогда дождинки становились острыми, как иглы, больно кололи лицо. Но погода никого не удивляла и не расстраивала: на дворе стоял октябрь, а такое случалось на берегах Невы и в разгар лета. Огромный город-красавец спокойно выполнял все, что нужно было совершить в этот день. Он не откладывал ни работу, ни развлечения.
На стадионе имени Сергея Мироновича Кирова шел матч на первенство страны по футболу. Вода заливала пустые трибуны. Только кое-где чернели жиденькие, сжавшиеся кучки зрителей. Среди одной из них пристроился и я.
Впрочем, оговорюсь сразу: люди, сидевшие вокруг меня, были далеко не просто зрителями, а точнее, далеко не простыми зрителями. Каждый из них – в свое время – не раз выступал на зеленых полях этого города и не раз защищал его футбольную славу на стадионах страны и мира. Они называли друг друга, как и в былые годы, по именам, хотя многие из этих «Васек», «Николаев», «Аполлонов» были уже дедушками и даже прадедушками. Они сидели тесно прижавшись друг к другу, и окажись в ту минуту рядом большой художник, человек, наделенный даром воображения, он бы написал чудесную картину – «Живая история». Да они и в самом деле олицетворяли историю нашего футбола от первых дней его рождения, и их биографии, их дела и подвиги были неотделимы от него.
Но прошлое было позади, а впереди – настоящее, то, ради чего они пришли сюда: играл «Зенит», единственная команда, представляющая город на Неве в высшей группе класса «А». Стояла осень тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года – печальная футбольная осень. «Зенит» проигрывал матч за матчем, состязание за состязанием.
Те, что сидели вокруг меня, пришли посмотреть на чудо. Но чуда не было. Счет открыли гости, а хозяева там, на поле, вели себя так, словно суть игры как раз и состояла в том, чтобы пропустить мяч в свои ворота и ни в коем случае не поразить чужие. И тогда один из тех, кто героически подставлял свою круглую, как мяч, голову под струи холодного дождя, подумал вслух:
– Эх, рассказать бы им про Кольку Детлова, сразу б заиграли иначе…
Я подсел к произнесшему эту фразу поближе и услышал одну из самых красивых, поэтичных и мужественных легенд, которые когда-либо встречал в истории спорта. Она была короткой, но яркой, как вспышка молнии.
Когда-то на заре нашего футбола на родине его – в Петербурге – среди пионеров этой игры оказались целые русские семьи. Братьи Ивановы и Евдокимовы, Горелкины и Филипповы, семь братьев Колотушкиных, пять Лагуновых… Среди них достойное место занимала династия Детловых. Все они были по тем временам мастерами своего дела, а старший – Николай – неизменно входил в состав сборной Петербурга. В одном из номеров журнала «К спорту» я нашел заметку, посвященную лично ему (что в те далекие годы было сущей редкостью). «Детлов, – писал автор заметки, – человек неугомонный, настойчивый. О нем можно с полным правом сказать, что он вкладывает в игру всю свою душу».
Не раз оправдывал он эти слова на футбольном поле. Его любили товарищи, любили зрители. Они говорили о Детлове:
– У него еще все впереди. Этот человек может стать футболистом, какого еще не знала Россия.
28 июля 1914 года Николай Детлов сыграл очередной матч за свой клуб, сыграл великолепно, с присущей ему артистичностью, и сами товарищи, те, что сражались рядом, Устроили Николаю овацию. Расставаясь, жали друг другу руки, говорили:
– До новых встреч!
А через два дня началась первая мировая война, и русский футболист Николай Детлов стал русским солдатом. Где-то под Ригой в одном из первых сражений немецкая шрапнель свалила его наземь. На какое-то мгновение в последний раз ослепительной голубизной сверкнуло небо, яркой зеленой полоской поманил встававший у горизонта лес, и вдруг все вокруг оделось страшной чернотой: Николай ослеп.
Целый год провалялся он в госпиталях, исколесил страну в санитарных вагонах, слышал голоса сотен врачей и сестер милосердия. Только поздней весной 1915 года вернулся домой. А через пять месяцев слепой солдат стал руководителем футбольного клуба на Выборгской стороне. Он ездил со своими командами по городу, и, говорят, они не знали в те дни поражений. Ребята говорили друг другу:
– Стыдно будет ему (они кивали в сторону Детлова) смотреть в глаза.
Эти слова отнюдь не были пошлой шуткой. Ребята видели, что их «хозяин» сердцем чувствует игру, что он както необъяснимо умеет понять, что произошло на зеленом поле, и забывали о его слепоте.
Отшумела революция, по-новому зажил город на Неве. И Детлов опять рвался в гущу событий, в кипение спортивных страстей. Он пишет статьи для газеты ленинградской комсомолии – «Смены», выступает в спортивном издании «Спартак». И всюду твердит одно: «Спорт немыслим без горения, без подлинной страсти». Он добровольно, совершенно безвозмездно выступал перед рабочими командами на заводах и фабриках Выборгской стороны, в школах, в жилищных управлениях. Рассказы ветерана были полны любви к прошлому и веры в настоящее.
Когда наладилась футбольная жизнь города, Николай Детлов не пропускал ни одного сколько-нибудь значительного матча. Он приходил на стадион, садился рядом со своими товарищами, и они – прославленные в прошлом асы футбольных просторов – поочередно рассказывали ему о том, что происходит на зеленом поле. А во время пауз он наклонялся, приставлял ладонь к уху и слушал звон мяча, крики зрителей, трели судейских сирен – все, что составляет звуковую ткань поединка, его неумирающую музыку. Он знал фамилии всех более или менее известных ленинградских футболистов, их игровые почерки, их сильные и слабые стороны и удивлял своими познаниями многих зрячих.
Так жил Николай Детлов – человек, сумевший многое увидеть и без глаз, сохранивший для себя счастье быть в дорогом, близком для него мире – мире вечной молодости, мире спорта.
Потом началась война – вторая за его недолгую жизнь. Город-музей, город-творец, город – гимн человеческому гению становился городом-фронтом. Николаю Детлову предложили уехать в глубину России.
– Нет, это не для меня. И больше по такому поводу не вызывайте, – сказал он.
И остался в артели, где работал все долгие годы от одной мировой войны до другой. По-своему, как мог, помогал нашей армии. Голодал, как все. Мерз, как все. Страдал, как все. И удивлялся тому, что все еще жив.
– Видно, закалка спортивная спасает, – говорил он, точно извиняясь перед кем-то.
В Ленинграде наступила блокадная весна сорок второго года. Одна из самых страшных и героических страниц в истории города на Неве, в истории нашего народа. Уже десятки раз враги объявляли Ленинград уничтоженным, потерявшим способность к сопротивлению, а он сражался и наносил удары, работал, строил танки и корабли, создавал новые симфонии и поэмы, ставил спектакли… Все это Давалось нелегко.
Сто двадцать пять блокадных грамм С огнем и кровью пополам…
Эти слова, принадлежащие перу и сердцу Ольги Берггольц, объясняют все. Но чем яростней наседал враг, чем трудней становилось городу, тем все больше новых доказательств своего бессмертия предъявлял он врагу. Одним из них был футбольный матч, сыгранный 6 мая 1942 года на стадионе имени В. И. Ленина между мастерами ленинградского «Динамо» и Балтийского флотского экипажа.
Ровно в полдень судья всесоюзной категории Николай Харитонович Усов, известный в стране рефери, вызвал команды на поле. Футболисты выстроились в центре и, повернувшись лицом к трибунам, поднятием рук приветствовали немногочисленных зрителей, каждый из которых был, несомненно, героем. Среди них оказался и Николай Детлов.
– Ну-ка, скажи, кто у динамовцев вышел, – попросил он своего провожатого, молодого рабочего с Металлического Леонида Сычева.
– Набутов, Московцев, Орешкин, Сычев, Дмитрий Федоров, Валентин Федоров, Сазонов, Шурик Федоров, Алов, Викторов, Архангельский, – перечислял парень.
– Молодцы. Такой состав и в мирное время мог бы переломить любую силу. Ну ты мне рассказывай, ничего не опускай.
– Хорошо, дядя Коля!
И вот игра началась. Словно почуяв что-то недоброе, словно желая во что бы то ни стало помешать ей, этой игре, враг начал жестокий артиллерийский обстрел. Тяжелые снаряды рвались неподалеку от стадиона, некоторые даже залетали на запасное, тренировочное, поле и рвались там с раздирающим душу треском.
– Нервничают немцы, Ленька, – потирал от удовольствия руки Детлов, – страшатся нас, ленинградцев. И не зря. Скоро им хребет сломаем. Ну да ладно, говори, чего там происходит.
Они сидели на освещенной солнцем трибуне, на девяносто минут забыв о голоде, о блокаде, о проклятых гитлеровцах, и жили страстями, бушевавшими на футбольном поле.
– Ну как там дела, Ленька? – волновался Детлов. – Эх, табачку бы раздобыть сейчас…
– Дела неважные, дядя Коля. Ребята еле ноги передвигают… Какой там футбол нежрамши?!
– Ничего, Ленька, разбегаются… Не такие у нас парни, чтобы не разбегаться…
Прошло минуть десять, футболисты и впрямь словно забыли о голодной зиме, о том, что давно уже не знали тренировки. Откуда-то нашлись силы, даже азарт, – и дело пошло повеселее. Пришлось Николаю Усову и штрафные назначать, и замечания делать за нарушение правил, и споры прерывать, и успокаивать наиболее горячие головы.
Вот уже пошли голы (динамовцы провели в ворота соперников шесть мячей и пропустили в свои один), и, как обычно бывает в таких случаях, защитники моряков при каждой неудаче укоризненно смотрели на вратаря, а вратарь, в свою очередь, смотрел на игроков обороны. Словом, матч был как матч. И в этой кажущейся обыденности заключалось все его особое величие.
Было ровно тринадцать часов сорок пять минут, когда судья дал свисток и соперники попарно, обнявшись, пошли в раздевалку. Не было никаких особых оваций – у людей, сидевших на трибунах, просто не хватало сил для этого. Но каждый – и тот, кто участвовал в этом матче, и тот, кто оказался его свидетелем, – чувствовал себя необычайно счастливым, чувствовал, что совершил большое и важное дело.
– Все, – поднялся и размял затекшие ноги Ленька, – пошли, дядя Коля.
– Ты иди, сынок, – ответил ему Детлов, – а я еще побуду здесь немного. Посижу…
– Я тоже останусь. Вам плохо стало, а? – встревожилось, встрепенулось мальчишечье сердце.
– Иди, Лень, иди… Мне одному тут побыть хочется… Понимаешь – одному…
– Хорошо, дядь Коль, хорошо. Я пойду.
Но он не ушел, а лишь перебрался на противоположную трибуну – развороченную снарядами, растасканную на дрова – и притаился. Любил он этого неугомонного старика. Не посмел оставить одного.
Стадион быстро опустел. Где-то сравнительно далеко, примерно у Кировского завода, тяжело ухали снаряды. Потом от Ораниенбаума ветер донес сухую пулеметную дробь. А здесь было тихо, ласково грело и нежило солнышко, и только обрывки газет двигались и шуршали на асфальте, как мыши в подполье.
Николай Детлов долго сидел один, подперев голову руками. Потом встал и, осторожно переступая ногами, стал спускаться вниз – ряд за рядом, ряд за рядом. Вот он уже подобрался к штакетнику, перелез через него и ступил на газон футбольного поля – зеленого, яркого, несмотря ни на что. И он пошел по этому полю – от ворот до ворот – неторопливым шагом, низко склонив голову. О чем он думал в те минуты? Может быть, вспоминал свою такую далекую и такую недолгую молодость? Может, рисовал в своем воображении давно отшумевшие футбольные сражения и видел себя вновь крепким и здоровым, подхваченным! горячим ветром атак? Может быть, прикидывал, сколько ног оставили здесь, на этой земле, свои отпечатки, и шептал фамилии людей, дорогих его памяти и сердцу? Кто сможет отгадать эту загадку…
Он подошел к воротам, потрогал рукой сетку, которую позабыли снять, и снова зашагал к противоположной штрафной площадке.
Было удивительно тихо. Даже ветер смолк. И вдруг, со страшным свистом, со все нарастающим скрежетом упал с голубого неба и звонко разорвался где-то совсем рядом артиллерийский снаряд. Было слышно, как просвистели, ввинчиваясь в воздух, тяжелые осколки. Почти сейчас же еще один снаряд упал на землю, другой, третий – и каждый разрыв неотвратимо, все ближе и ближе, подвигался к стадиону.
– Дядя Коля! – в ужасе закричал Ленька и спрыгнул со своего места, чтобы спрятаться за бетонным пояском трибуны. Но Детлов словно не слышал ни крика своего поводыря, ни тяжелого артиллерийского грохота. Он все так же спокойно и твердо шел от центра поля к штрафной площадке. Он уже почти достиг ее, когда совсем недалеко вздыбилась, поднялась кверху черным фонтаном земля и оглушительно лопнул воздух. Детлов упал сразу лицом на траву, вытянув руки вперед, точно сбитый недозволенным приемом во время очередной атаки. Когда его подняли, на лице погибшего увидели застывшую улыбку. Как будто он был доволен, что жизнь оборвалась именно здесь – на поле, где кипела и будет кипеть игра, которой он отдал все, что имел.
…Вот какую быль, ставшую легендой, услышал я однажды на сиротливо пустом ленинградском стадионе. Она взволновала меня своим невыдуманным лиризмом, своей суровой правдой – правдой о великой любви к футболу, о великой верности ему. Я был потрясен, несколько раз приезжал на стадион имени В. И. Ленина и подолгу смотрел с пустых трибун на квадрат зеленого поля, как будто оно могло что-то добавить, что-то договорить, что-то вспомнить… В раздумьях о Николае Детлове, о его судьбе прошли долгие дни. И только потом, много времени спустя, я вспомнил обстоятельства, при которых познакомился с этой легендой. Вспомнил фразу, которую бросил тогда рассказчик: «Эх, рассказать бы им про Кольку Детлова, сразу б заиграли иначе…». И я подумал: действительно, сколько в нашем прошлом, в нашем далеком и близком вчера, историй, событий, легенд, которые, вытащи мы их на свет, отряхни от пыли, придай прошлый аромат и блеск, могли бы и должны были стать огромной воспитательной силой, факелом, зажигающим молодые сердца. Но, увы, как редко в наши бурные, динамичные дни мы оглядываемся назад.
Когда-то, в ином издании, я уже писал с тревогой и болью: «…история нашего футбола, нашего спорта вообще оставит потомкам мало живых показаний». Это особенно относится к предвоенному периоду – самому трудному и самому романтичному. Объяснить, почему этот период часто встает перед нами безмолвными «белыми пятнами», конечно, не трудно: специальная, спортивная, печать была еще тогда маломощной, общеполитические газеты и журналы «не трогали» физкультуру, спортсмены не вели дневников, не посылали друг другу писем, не помышляли о мемуарах – одни из скромности, другие попросту из-за того, что не успели в горячке революции, гражданской войны, ударных строек овладеть достаточными знаниями, «тайнами» литературной речи, а помочь им часто было некому.
Да, объяснить, почему мало литературы, мало сведений о тех безвозвратно ушедших, но бесконечно дорогих для нашего народа годах, нетрудно. Куда сложнее ответить на вопрос, почему так медленно, так инертно, так скудно заполняются «белые пятна». А время не ждет. Время неумолимо вырывает из наших рядов живых свидетелей прожитого. Недавно на одной из встреч ветеранов футбола, состоявшейся в стенах редакции журнала «Спортивная жизнь России», один из них с горечью говорил:
– Мы теперь встречаемся на похоронах товарищей и вспоминаем былое, идя за очередным гробом…
А как бы хотелось, чтобы вспоминали они о былом на страницах газет и журналов, писали по заказам издательств, передавали журналистам и писателям сокровенные клады своей памяти.
Прошлое… Былое… В них заключены неисчерпаемые моральные и материальные силы. Древние римляне не зря обожествляли Януса. У Януса было два лица не потому, что он был двуликий, как часто говорят. Нет, он был мудрым: одно его лицо было обращено к прошлому, другое – к будущему. И это позволяло ему всегда оставаться сильным.
А сколько бы силы прибавило нашей молодежи знание пути, пройденного отцами и дедами! Увы, сейчас нередко встретишь людей, которым в поединке двух прославленных футбольных команд, в захватывающем состязании баскетболистов или боксеров видятся только желанные два очка, только победа «своих» – и баста. Как бы хотелось, чтобы перед ними, как азбука спорта, встали рассказы о тех днях, когда наши первые посланцы отправлялись за кордон как полпреды в красных футболках. Когда они, несмотря на вой и неистовство буржуазии, вздымали алые знамена над чужими, враждебными стадионами и завоевывали сердца миллионов верой в Родину, любовью к ней. О тех днях, когда лучшие люди России боролись за то, чтобы открыть к спорту путь рабочему люду.
Прошлое должно нас привлекать и потому, что оно дало отечественному спорту Целую плеяду поистине блистательных мастеров, людей удивительно талантливых, которых только обстоятельства, только ограниченность наших международных связей не сделали мировыми знаменитостями. Несколько лет назад один из читателей – москвич Алексей
Иванович Приходько – принес мне стокгольмскую газету «Политикен» за 1923 год, в которой рассказывалось о нашей сборной, впервые посетившей Швецию. В заметке, любезно переведенной Алексеем Ивановичем, говорилось: «Мы увидели в их команде (т. е. в сборной РСФСР. – Л. Г.) немало ярких талантов, но, признаемся, настоящим откровением, настоящим чудом явилась игра вратаря Соколова. Любая профессиональная команда Европы, любой клуб на материке и даже в Англии посчитал бы за честь иметь в своем составе такого игрока». Увы, в ту пору мы не могли принимать участие в официальных состязаниях европейского и мирового масштаба. Иначе задолго до Льва Яшина мир узнал бы – не сомневаюсь! – и отдал должное и другому вратарскому гению – Николаю Соколову. Но мы-то сами как долго не вспоминали в послевоенные годы этого замечательного мастера, вдохновенного труженика, пламенного патриота. А ведь его жизнь – честная, красивая, яркая – прекрасный пример для молодых, для всех. Десятки фамилий, десятки спортивных подвигов преданы по нашей неряшливости забвению. Они ждут своих рассказчиков.
Мы должны постараться воскресить в памяти и сердцах нынешнего поколения каждую из них. Мы должны оживить содеянное ими, оживить историю, принести вчерашнее в сегодняшний день.
Задача это, конечно, трудная. Картины, написанные художниками, висят в музеях – можно пойти и посмотреть Врубеля и Левитана, Рембрандта и Федотова, Репина и Сурикова, Веласкеса и Шишкина… Посмотреть и решить, кто тебе больше по душе. Можно зайти в библиотеку и взять томик Пушкина или Евтушенко, почитать «довоенного» Симонова, взять билет в кинотеатр повторного фильма и провести полтора часа наедине с забытой лентой. Можно, наконец, даже услышать запись Шаляпина и Собинова, Москвина и Качалова… А матчи, которые прошумели до нас, игроки, которых мы не застали, остаются часто всего лишь легендой – не больше.
Да, мы часто утверждаем, что даже самые прекрасные, самые удивительные состязания умирают – их не воскресишь. Недавно мне довелось присутствовать на торжествах, посвященных юбилею фильма «Вратарь». Лента пролежала в архиве тридцать лет, но мальчишки конца шестидесятых годов увидели Кандидова таким, каким видели его мы – мальчишки довоенной поры. И так же, как тогда, шел матч против «Черных буйволов». Но никогда уже не увидать ни моему сыну, ни его сверстникам, как забивал шесть голов «Спартак» в расколдованные ворота басков, как неотразимый удар Всеволода Боброва лишил московских динамовцев звания чемпиона. Мы знаем и можем в любую минуту подтвердить свои знания в том, что Сергей Есенин был великолепным поэтом, великим лириком. Но мы можем только верить на слово, что его современник Федор Селин был подлинным поэтом футбольного поля.
И все же творческий труд, истинный талант и вдохновение спортсменов не исчезают; они могут быть на время незримыми, как вода, уходящая под землю. Но где-то, когда-то они вырываются наружу, орошая почву, на которой растут, действуют, изумляют наш взор уже новые таланты, новое поколение советского спорта. Я смотрю в Лужниках матч нашей сборной против национальной команды Венгрии. Кругом восхищаются: «Вот это да!», «Такого еще не бывало!» – а я вспоминаю штурм, на который пошли московские динамовцы против «Арсенала» в незабываемом сорок пятом, и ничью, вырванную у югославов в пятьдесят втором при счете 5:1 в их пользу. Я сижу в гуще молодежи и вдруг слышу восторженный возглас:
– Во ударил, как Федотов!
Оглядываюсь. Передо мной парнишка, родившийся тогда, когда Григорий Иванович уже перестал выступать.
Смотрю на Яшина и вспоминаю Соколова, Жмелькова, Акимова, Хомича… Смотрю на Стрельцова и вспоминаю Пономарева, Пайчадзе, Симоняна… Часто слышу я эти имена на стадионах, на товарищеских встречах. И тогда кажется, что они еще в строю и их мастерство, их страсть, их вдохновение помогают нам в битвах мировых и европейских чемпионатов, в олимпийских сражениях, в споре за кубки…
Свой рассказ я начал с легенды о Николае Детлове – с легенды о великой любви к футболу, о верности ему. Летопись этой увлекательнейшей и популярнейшей из игр хранит немало примеров такой верности. Часто она проявлялась не у отдельных людей, а у целых семей. У нас, в России, есть футбольные семьи, футбольные фамилии, без которых невозможно представить историю и понять ее. О некоторых мы знаем достаточно полно, например о Старостиных, оказавшихся, к счастью, не только выдающимися мастерами футбола, но и его бытоописателями. О других, увы, не знаем почти ничего или знаем очень мало.
На протяжении ряда лет автор этих строк работает над тем, чтобы ликвидировать этот пробел. Книга «Ожившие легенды» – это книга о знаменитых футбольных фамилиях, о людях с горячими сердцами, о неумирающих спортивных подвигах и бессмертной спортивной славе. Это книга о дорогих мне легендах, о близких мне героях советского спорта, и я с понятным волнением отдаю ее на суд читателей.
Из книги Высшая мера автора Бримсон ДугГЛАВА ПЕРВАЯ ПОЧЕМУ? Когда я или Эдди разговариваем с людьми о футбольном насилии, они каждый раз задают один и тот же вопрос: “Зачем все это было нужно?”, “Сначала ты показался мне вполне интеллигентным человеком”… “ПОЧЕМУ?” Обычно этот вопрос задают те люди, которые
Из книги Футбольный хулиган автора Бримсон ДугГЛАВА ПЕРВАЯ ПОЧЕМУ? Это, конечно, неправильный вопрос. Людей не должно интересовать, почему кто-то устраивает беспорядки на футболе. Гораздо интереснее, почему им еще позволяют это делать. Практически через сто лет после первого инцидента на футболе и через тридцать лет
Из книги Вечная тайна футбола автора Якушин Михаил ИосифовичГлава 5. Как рождаются чемпионы Меня и сейчас, когда я вспоминаю историю нашего соперничества в первых послевоенных чемпионатах страны с командой ЦДКА, охватывает волнение. Какой накал борьбы, какие драматические ситуации!1945 год – мы уверенно выигрываем первенство.1946
Из книги Ожившие легенды автора Горянов Леонид БорисовичЛегенда вторая, в которой пойдет речь о шести братьях, каждый из которых оставил свой след в истории русского футбола Одну из своих недавних статей, посвященных семидесятилетию любимой игры, Василий Павлович Бутусов озаглавил романтично: «Мы были Колумбами русского
Из книги Атлетизм без железа автора Дмитриев АлексейЛегенда третья, в которой вы встретитесь со старейшим футболистом страны, с удивительным человеком, не знавшим, что значит уйти с поля без гола Вот уже почти десять лет моя журналистская работа неразрывно связана с журналом «Спортивная жизнь России». Разумеется, нет
Из книги Англия, моя Англия. Зло, следующее за сборной автора Бримсон ДугЛегенда пятая, которой автор так и не придумал названия, потому что фамилия человека, о котором здесь рассказывается, звучит для него красивее всех других слов Жизнь этого человека неразрывно связана с детством и юностью нашего футбола, с его первыми шагами, первыми
Из книги Тайны советского футбола автора Смирнов ДмитрийЛегенда шестая, которую автор посвящает знаменитой футбольной семье Только тот наших дней не мельче. Только тот на нашем пути Кто умеет за каждой мелочью Революцию мировую найти! А. Безыменский Как сейчас помню этот день: десятое марта тысяча девятьсот шестьдесят
Из книги Михаэль Шумахер – номер один автора Аллен ДжеймсЛегенда седьмая, в которой говорится о том, как мужество спортсмена вырастает в мужество патриота У каждого из нас есть «свой», неповторимо дорогой и любимый, город – тот, где мы родились, где прошло наше детство, город, с которым связаны самые светлые воспоминания и самые
Из книги Совершенное тело за 4 часа автора Феррис Тимоти Из книги Эколифтинг лица: как выглядеть на 10 лет моложе автора Савчук ЕленаПОЧЕМУ Я РЕШИЛ НАПИСАТЬ ЭТУ КНИГУ ПОЧЕМУ Я РЕШИЛ НАПИСАТЬ ЭТУ КНИГУВ детстве я был достаточно болезненным - с двух лет состоял на учете у кардиолога, с двенадцати - у невропатолога, каждую зиму - в обязательном порядке - грипп, а в период с первого осеннего похолодания
Из книги Витамания. История нашей одержимости витаминами автора Прайс КэтринПочему клуб, почему страна? Каждую субботу с августа по май сотни тысяч людей будут ходить на футбольные матчи, слушать трансляции по радио, ждать свежий номер газеты и, если действительно не повезло, читать телетекст. Они делают это в тщетной надежде, что их команда
Из книги автора Из книги автораГЛАВА ВТОРАЯ Лучшими не рождаются, лучшими становятся Единственный способ стать лучшим – выкладываться ради команды на сто десять процентов. Вы должны буквально заряжать людей энергией… Должны быть достаточно храбрыми и уверенными в себе, готовыми дать бой и подать
Из книги автораПравило № 1. Воспринимайте эту книгу как «шведский стол» Ни в коем случае не читайте ее с начала до конца.Большинству людей не понадобится более 150 страниц текста, чтобы изменить себя. Просмотрите содержание, выберите самые актуальные для вас разделы, а об остальном
Из книги автора10 причин прочитать эту книгу 1. Чтобы помолодеть внешне на 5–10 лет.2. Чтобы получить больше свободы и уверенности в контроле над возрастом.3. Чтобы стать успешнее в бизнесе, ведь приветливое подтянутое лицо – лучшая визитная карточка.4. Чтобы развивать креативное мышление,
Из книги автораЭту книгу хорошо дополняют: Полезная едаКолин КэмпбеллСоль, сахар и жирМайкл МоссЗдоровые привычкиЛидия ИоноваПравила долголетияДэн БюттнерДо смерти здоров!Эй Джей
Как вдруг информация об этом начинает попадаться вам на каждом шагу? “Странно, я совсем недавно читал об этом”, - думаете вы. Или, как вариант, рассуждаете: “Как я раньше мог этого не замечать…” В любом случае, то, что происходит с вами, имеет название - феномен Баадера Майнхоф (Baader-Meinhof phenomenon).
Речь, поясняют специалисты, идет о когнитивном искажении, при котором информация, полученная совсем недавно, воспринимается как необычайно часто повторяющаяся.
Как и эффект Манделы (Mandela Effect), связанный с ложной коллективной памятью (появлением у большого количества людей, часто независимо, о каком-либо событии), феномен Баадера-Майнхоф представляет собой пример того, с какой эффективностью наш собственный мозг может нас обманывать.
Что это такое?
Феномен Баадера-Майнхофа, также известный как иллюзия частотности, был впервые зафиксирован в 1986 году, когда один из читателей написал в американскую газету St. Paul Pioneer Press о том, что в течение суток дважды слышал о ранее неизвестной ему «банде Баадера-Майнхоф», а затем редакция получила множество писем от других читателей, которые сталкивались с чем-то подобным.
Подробнее феномен был описан лингвистом Арнольдом Цвики (Arnold Zwicky) в 2005 году. Но люди, очевидно, осознавали, что это происходит со многими из нас, в течение сотен лет. “Разум человека все привлекает для поддержки и согласия с тем, что он однажды принял, - потому ли, что это предмет общей веры, или потому, что это ему нравится” , - писал, например, в своем трактате “Об истолковании природы и царстве человека” английский философ и историк Фрэнсис Бэкон.
Как это происходит?
Представьте, что вы узнали . Совершенно любое слово. Если вы начали замечать, что теперь это слово повсюду - по телевизору, в журналах, книгах и на YouTube-каналах, которые вы регулярно смотрите - это, будьте уверены, феномен Баадера-Майнхоф в действии.
Почему все вдруг стали использовать это слово? Может, оно внезапно вошло в моду? Вероятнее всего, нет. На самом деле, раньше вы, скорее всего, просто не замечали его, потому что не знали, что это слово значит. Но теперь все наоборот - и мозг дополнительно концентрирует ваше внимание на этой информации.
Причина первая - селективное внимание
Существует множество психологических процессов, задействованных в получении новой информации. Одним из них является избирательное (селективное) внимание, связанное с тем, на чем вы в данный момент фокусируетесь.
“Каждый день мы подвержены массе стимулов, из которых обращаем внимание лишь на те, которые важны для нас. После того как , наше внимание сосредотачивается исключительно на ней”, - пишет в статье на тему один из авторов Ranker.
Позже, пока информация остается свежей, избирательное внимание все еще может вспыхивать, подобно лампочке, реагируя на вещь, которая недавно была нами изучена.
Причина вторая - когнитивные склонности
Вы когда-нибудь замечали, что то, во что вы твердо верите, всегда подкрепляется фактами или примерами? В большинстве случаев это происходит потому, что мы подсознательно обращаем внимание на факты и примеры, которые на то или иное событие или явление.
В психологии это называется когнитивным уклоном - тенденцией обращать внимание на вещи, которые позволяют видеть то, что мы хотим видеть, не замечая всего остального. Этим, к слову, объясняется и то, что у двух сторон конфликта могут быть разные воспоминания об этом самом конфликте (причем, каждая сторона искренне верит, что только ее версия верна).
Причина третья - шаблонное мышление
На самом деле, наш мозг очень умело создает шаблоны. Причем, может создавать их даже там, где ранее ничего подобного не существовало - и все это из-за новой информации. Например, если вы вдруг увидите, что номера телефонов в вашей телефонной книжке почти всегда содержат «42», то вы станете отмечать, что и каждый новый номер в ней содержит это сочетание цифр.
Пример утрированный, но суть ясна: вам будет казаться, что , даже если далеко не все новые номера имеют «42». Просто потому, что некоторое время вы будете замечать только эти номера, и никакие больше.
Нужно ли говорить, что в случае с феноменом Баадера-Майнхоф наш мозг действует по той же схеме.Справедливости ради, феномен Баадера-Майнхоф не обязательно является чем-то плохим. Специалисты отмечают, что, зная о том, что с ним происходит, человек, как правило, начинает активнее , стремится узнавать как можно больше информации, что, в свою очередь, открывает перед ним новые возможности. И это, согласитесь, звучит неплохо.
Знания являются мне через людские души в той очередности, в какой я готова их воспринимать. Подоплека некоей проблемы раскрывается шаг за шагом.
А. В книге «Без зла в себе» на стр. 43 Вы прочли о том, что боль является одним из пяти признаков злобы.
Б. На стр. 131 той же книги Вы узнали, что боль есть злоба поиска виновного.
Как я об этом узнала?
С тех пор, как я ступила на путь духовного совершенствования, я ни разу не была «просто больна». Я прекрасно знаю, что если тело посылает мне сигнал в виде болезненного ощущения, то мне необходимо усвоить то, что оставалось доселе невыученным. Если раньше всякое новое сведение я перепроверяла десятки раз с разными пациентами, то теперь мне известно, что один и тот же стресс оказывает одинаковое воздействие на всех людей без исключения. По старой привычке материалиста я и это перепроверяю, однако могу делать это и на духовном уровне.
Итак, как‑то раз я ощутила пронзительную боль в затылке. Я освободила свою злобу. Боль уменьшилась. Освободила злобу, связанную с поиском виновного. Боль стала еще тише. Освободила свою чрезмерную требовательность и особенно требовательность к себе, и боль все приглушалась и приглушалась. Поскольку конкретная сиюминутная проблема сделалась для меня ясной, то боль прошла, однако осталось некое смутное ощущение нездоровья. Это ощущение фактом своего существования подсказало, что мне нужно добраться до сути проблемы. Но поскольку в тот момент мне было некогда – нужно было срочно делать добро другим, то я отстранила свое тело на задний план.
Прошло несколько недель. Моя подруга Боль своим острым покалыванием по разу в день стала сигналить мне, что первый раз был просто предупреждением, тогда как теперь дело уже нешуточное. Внутреннее смутное ощущение опасности встревожило меня. Я поняла, что осталась неосмысленной некая очень важная проблема.
Бросив все дела, я стала искать ключ к разгадке. В тот момент, когда я обратилась к своей боли, я совершала прогулку, ибо больше всего мне нравится заниматься мыслительной работой, когда я нахожусь в движении.
Я сказала: «Дорогая боль! Я прощаю тебя за то, что ты вошла в меня. Прости и ты меня за то, что я приняла тебя и взрастила и до сих пор не понимаю, что ты хочешь мне сказать. Я отпускаю тебя на волю, но я желаю понять, отчего вообще возникает боль. Ведь боль – это несчастье для человека. Я хочу помочь себе, но также хочу помочь и больным. Раз уж мне дано право наставлять таким образом людей, то ты дашь мне и понимание. Я освобождаю свой страх не понять сразу твое сообщение.
Аптеки забиты болеутоляющими средствами, которые поглощаются в умопомрачительных количествах, однако ты, боль, не исчезаешь. Я знаю, что ты не можешь уменьшиться, если человек не понимает твоего поучительного сигнала. Ты вынуждена усиливаться. Прояви себя так, чтобы я сумела понять».
Вдруг я увидела открытую дверь в погреб. Погреб настолько упрятан в земле, что на поверхности виден лишь бугор. Бугор как бы медленно вырастает из‑под земли – в сторону видимого. Это значит, что я подавила в себе проблему, поскольку боялась извлечь ее на свет божий, а она разрослась и во мне уже не умещалась.
Заглядываю в погреб и вижу образцовое складское хозяйство, какое только можно себе представить. Если эта символическая картина не явилась бы лично мне, то я совершенно спокойно сказала бы, что подобный рационально‑образцовый порядок складирования мне не свойствен. Передо мной было нечто вроде порохового погреба, сплошь заставленного – куда ни кинь взор – рядами аккуратных свертков‑кирпичиков, да так, что и мышонку негде было проскочить. Лишь возле самого порога оставалось еще с десяток свободных мест. Будь и они заполнены, мой пороховой погреб – причиняющий боль стресс – достиг бы критической массы, и я, образно выражаясь, превратилась бы в атомную бомбу. В ходе цепной реакции из меня стала бы извергаться разрушительная злоба, причиняя боль мне самой, а также другим.
Я взяла один сверток из собственного склада и стала его распечатывать. Увидев содержимое, я поняла также и сущность синдрома боли. Мною овладели отчаяние и ужас. К счастью, одновременно с этим проблема стала таять, словно весенний снег на жарком солнце, и растекаться ручейками. Ведь я сама хотела это узнать, а уж смелость на то, чтобы признать в себе наличие самого плохого, во мне уже появилась. Ключ был дан, разгадка найдена.
Я поняла: боль есть жестокость.
Все мы с детства – кто в большей, кто в меньшей степени – страдаем от жестокости, домашней либо посторонней.